Высший пилотаж киллера - Страница 53

А раз так, то провернул его скорее всего Барчук. Пусть даже добиваясь своего алиби, он и нанял кого-нибудь, кто выступил сбоку, закрыв своей тенью солнце…

Я не знал, как можно погубить горнолыжника, что именно нужно сделать, чтобы он разбился. Да и не собирался искать. Это не входило в мои возможности – лететь туда, разбираться с экспертами по практически решенному для них делу, преодолевать сопротивление милицейских чинов, уже списавших все на несчастный случай…

Я разберусь со всем тут. Разберусь, главное, с теми, кто это задумал, а тот, кто осуществил, всплывет сам, когда главные окажутся в кабинете следователя. В этом торге мелкая сошка будет всего лишь эпизодом, и уж ее-то каждый из начальников сдаст с торопливостью, от которой даже следователю будет противно.

Вдруг у стройки что-то началось. Я достал свой бинокль ночного видения, осторожно просмотрел здание и подходы к нему. Но там всего лишь одинокий работяга пытался проехать на огромном, темном, как ночной лес, «КрАЗе». Он немного побуксовал перед въездом во внутренний двор, но довольно быстро выбрался из грязевой, выбитой машинами за день ямы и гордо удалился в сторону Ленинградского шоссе.

Правильно, для верности заглянули во двор и ушли. Я был уверен, что в кузове машины у борта лежал ящик или бесформенный мешок, скрывающий наблюдателя с ночной оптикой. И пока шофер-бедолага, вероятно, профи высшего класса, разыгрывал спектакль, этот кто-то в мешке все увидел и изучил. Скорее всего ничего сомнительного не заметил, иначе он подал бы какой-нибудь сигнал.

Я взглянул на часы, было почти половина двенадцатого. Так, если они где-то и собрались, то только не тут. Потому что вокруг было очень тихо и спокойно. Ни машин тебе, ни звуков. А ведь должны уже собираться. В тех отчетах говорилось, что приверженность неким магическим, по их пониманию, элементам у сатанистов просто-таки потрясающая. Одним из таких элементов, едва ли не самым почитаемым, называлась полночь.

Вдруг за холмиком, закрытым от стройки парой домишек, показалась машина. Она шла без фар, я бы ее не увидел, если бы не находился в очень удобной для обзора точке со своим прибором. Я даже фигуры снайперов различал на фоне стен соседних зданий.

Так вот, из машины, подошедшей к домикам, вышел вдруг… Кто бы мог подумать, сам Основной – Отто Германович Шлехгилбер. Фигура по-своему уникальная. И очень для меня любопытная.

Когда-то он спас меня, завербовав в нашу Контору, потом пару раз выручал, когда на меня вешали статьи за разные мелкие и крупные прегрешения – совершенные, конечно, по долгу службы. Потом вообще переключил на Шефа, а мой ушастый начальничек рассматривался прямым преемником Шлехгилбера, так что большего доверия от него ждать мне не приходилось.

Он был высок, сутул, совершенно лыс и очень любил длинные, почти как шинель Дзержинского, пальто. Сейчас он тоже был в таком пальто. И к тому же опирался на палку. Должно быть, нога разболелась. Он получил эту рану в ногу уже в довольно зрелом возрасте, в Афгане, а такие вот зрелые раны плохо заживали.

Он постоял, подождал, не стесняясь нарушить все правила маскировки. Сообразил, кажется, как и я, что ничего тут не будет. Что нас провели. Но теперь ему следовало красиво разрешить ситуацию.

Итак, он подождал. Потом к нему подошли, не скажу подбежали, но все-таки притрусили, еще двое. Одного я узнал сразу – это был Колымников, второй, наверное, его командир. Основной поднял руку в приветствии, а потом стал ругаться. Это было ясно. Колымников выпрямился чуть не по стойке «смирно», пару раз попытавшись что-то сказать. Но ему не дал один раз Основной, а другой раз – его командир.

Так, все понятно. Шлехгилбер требует служебного расследования об утечке информации.

И пока он так говорил, я понял, что все это – очень плохой признак. Сегодня ночью, хотим мы того или нет, скорее всего умрет еще один человек. Умрет плохо, в пытках, жуткой смертью, которую я не желал бы самым злобным моим врагам…

Потом я подумал, что следует сделать, не теряя видимость углы, жигана, уголовника до кончика ногтей, Терминатора, бандита, насильника и убийцы, чтобы этой смерти избежать… И ничего не мог придумать.

Я еще раз посмотрел на Основного, потому что за три года, пока работаю на Контору, я видел его всего-то раз десять. А потом отложил свою ночную машинку и тихо, не включая фонарей, отбыл на Ленинградку.

Плана у меня, конечно, не было. Но я был убежден, если останусь этой ночью в живых, объяснять придется много. Потому что трупов будет хоть «КрАЗами» вывози.

К тому шло. Провал малинской засады, смерть Запашной, тот странный факт, что меня на целых два дня оставили в покое, хотя до этого донимали чуть не покушениями на мою драгоценную жизнь…

И все-таки я не был ни в чем уверен. Могло так получиться, что меня все-таки остановят. Встретится амбал какой-нибудь, от которого пули отскакивают, и остановит, например переломив через колено. Или опустив, с размаху, двенадцатым позвонком на чугунное ограждение какого-нибудь моста…

Когда я въезжал в Москву по мосту через канал, уже знал, куда еду. В «Преисподнюю». И кольцо страха привычно размоталось, как в детстве, как в рукопашном бою с многократно превосходящим противником. Когда знаешь, что сейчас тебе тоже вломят, но все равно готов не останавливаться, даже дойдя до края, а попробуешь перепрыгнуть и пустоту, хотя с той стороны не видно никакой опоры…

Вот за эту безудержность и злость, за это умение не поддаваться страху смерти меня и прозвали так в лагере. Нужно было проверить, не зря ли они меня величали Терминатором. А то моя кликуха немного подзаржавела.