Высший пилотаж киллера - Страница 14

Нет, на это было не похоже. Да и я не чувствовал, что меня ведут. Немного дурит, крутит, прощупывает – пожалуйста, но не контролирует.

– Ты выглядишь нездоровым. Что-нибудь болит?

Он вздохнул и с тоской посмотрел на снег, который залепил уже все лобовое стекло. Я догадался и тронул включатель «дворников». Они заскрипели по стеклу, от этого почему-то изменилась вся обстановка в машине. Из почти доверительной она стала угрожающей, словно тут была жертва и был агрессор. И я не мог понять, кто из нас кто.

– У меня почки. Довольно редкое для мужчин заболевание.

– Ладно, у всех почки, в конце концов. Какой она была?

Он подумал.

– Веточка очень нравилась мне, кажется, больше всех, кого я встречал. Она могла бы повторить мой путь, отстажироваться в американском каком-нибудь институте и получить хороший диплом. Но у нее не хватало сосредоточенности на одной цели. Она очень любила носиться по редакциям, получать копеечные командировки, писать на заказ… Я предлагал ей более основательные методы работы, но у нее осталось слишком много детского желания просто двигаться.

– Скажи, она была дружна с Клавой?

– Секретаршей? Нет, они очень разные. Веточка была как бы вся в будущем, а Клавдия… Знаете, она же внучка очень известной актрисы тридцатых годов. Запашная – не вспоминаете?

Мне показалось, я что-то помню.

– Она живет в тех временах, когда все было прочно, незыблемо, лакировано. Она все фильмы тех лет знает наизусть, поговорите как-нибудь с ней о «Весне» или о «Беспокойном хозяйстве», она раскраснеется от удовольствия. – Он покачал головой. – Думаю, ей нужно было становиться актрисой. На характерные роли она вполне сгодилась бы.

– Она влюблена в вашего шефа?

– Федьку? Ну, в него всегда все были влюблены. Он такой тип, что… Да вы сами видели.

– Вы учились вместе?

– Я учился в провинции.

На его скулах заходили желваки. Конечно, меня это не очень трогало, но он явно переживал свой провинциализм. Иначе никогда не стал бы играть в эти модемные игры с Америкой. Ко всему прочему, это было и недешево.

– Последнее. Какое расследование Веточка вела перед тем, как ее убили?

Он посмотрел на меня с сожалением.

– И вы туда же?

– Куда?

– Ну, что ее убили из-за того, что она что-то знала? – Он вздохнул. – Это ерунда. Журналисты всегда рассказывают такие байки, это подлечивает их комплекс недооцененности, если хотите. Она работала в очень простых и дешевых изданиях, там изначально никто ни на что громкое не замахивается, откуда у нее знание каких-то тайн?

– И все-таки, что-то любопытное она могла узнать?

– Ну, не знаю. Мы были довольно дружны, но мне она ничего не говорила. Поговорите еще с Сэмом. Вам он понравится… – Вот так проговорка, он тоже считывал меня и даже сделал какие-то выводы. Не слишком ли я был мягок с ним, не пора ли это исправить? – Они одного поля ягоды. Оба шалели от свеженапечатанного номера газеты с их статьей, с их именем.

– Тебе Сэм не нравится?

– Он из тех, кто всегда подносит патроны. А стреляет другой.

Раздумывая, в какой мере это заявление можно считать переносным, а что в нем прямо и однозначно, я выпустил его и поехал обедать к Аркадии.

Глава 11

Я еще не привык к путешествиям с Аркадией, поэтому меня раздражала необходимость ждать там, где я привык все делать, не задумываясь. Например, садиться в машину, разгружаться, пропускать лихачей, потому что поездка для инвалидов дело трудное – у них кресло катается по полу.

Я в какой-то момент предложил пересадить Аркадию из инвалидного кресла в обычное, но она отказалась, чуть покраснев. Ее пугала мысль, что я прикоснусь к ней. Возможно, это было слишком уж сильным для нее переживанием, она не хотела, чтобы я что-то заметил. Как ни странно, когда я об этом подумал, это оказалось не так просто и для меня. Наверное, я очень долго не звонил моей Гале.

Дачный поселок, где находилась старая дача Ветлинских, куда Аркадия распорядилась отвезти все, без исключения, вещи Веточки и куда мы теперь направились, назывался Кратово. Кажется, это было одно из первых дачных поселений советского периода, и о нем что-то написано даже у Гайдара. Только не у нынешнего, а у того – старшего.

Дома здесь стояли, как я заметил, пока мы разбирались в путанице пересекающихся линий и поперечных, что было нелегко из-за еще более сгустившегося снегопада, самые разные. Иногда в просветах между облепленными белой ватой соснами выступали роскошные дачи-корабли, не уступающие иным постройкам «новых русских». А иногда на глаза попадалась такая халабуда, что делалось неудобным и смотреть на нее, словно в бидонвиле оказался или на советских выселках для социальных заложников.

Дом Ветлинских оказался так себе, серединка на половинку. Но все-таки у него был даже третий этаж, правда, он больше походил на маяк, но мне такие дома даже нравятся, в них, наверное, приятно в такой вот снегопад сидеть, слушать, как на кухне гремят кастрюлями женщины, и читать неторопливый роман, например, Писемского. Или писать письмо в Берлин с волнующими намеками, зная, что они взволнуют и адресата, и хотя ничего не изменят, конечно, но что-то, может быть, будут значить сами по себе.

Подходы к дому оказались глубоко завалены снегом. Но одна странная тропка там все-таки была, вероятно, ее протоптали собаки. Собак, судя по тем следам, которые еще можно было разглядеть, водилось тут немало. Я осмотрелся, в самом деле, в трех дачах я заметил свет в окнах. Это делало поселок живым и более теплым, чем он мне показался вначале.